Северо-восточный угол азиатского материка составляет Чукотский полуостров. Административно он входит в Камчатский округ.
Климатические особенности края, расположенного у полярного круга, в зоне вечной мерзлоты, с продолжительной зимой, коротким холодным летом исключают возможность земледелия, поэтому экономика края строится на промысле.
На пространстве около 200 тысяч квадратных километров проживают немногочисленные племена чукчей и эскимосов общим числом до 13 тысяч человек.
По роду основного промысла население делится на кочевников и оседлых.
Кочевники — чукчи-оленеводы, занимают своими стадами все внутриматериковое пространство, отходя зимой вглубь материка, ближе к лесу, а с наступлением лета, когда появляется гнус (овод), подкочевывают к морю, где овода меньше.
Укусы овода чрезвычайно болезненны; прокусывая кожу, он откладывает под нею или в горле животного личинки. Под влиянием укусов олень приходит в чрезвычайное возбуждение, и нужно затратить много усилий, чтоб удержать стадо от рассеивания.
Оленеводство чукотское мелкого типа, особенно крупных стад нет. По данным переписи, общее число голов не превышает 90 тысяч.
Товарный выход оленной продукции настолько незначителен, что не покрывает спроса безоленного населения, и шкуры приходится ежегодно завозить из других районов.
Здесь нередко можно встретить комбинированное хозяйство, при котором мелкий оленевод не порывает связи с морем. Этот тип хозяйства наиболее неустойчив.
Постоянная перемена места, подвижность хозяйства, как и самый характер его, накладывают свой отпечаток на жилище, быт и тип оленевода.
Яранга (юрта) небольших размеров, портативна, приспособлена к быстрой установке и разборке и служит главным образом для сна, так как большую часть времени обитатели ее проводят на воздухе; утварь домашняя незначительна.
Яранга состоит из двух частей: холодного шатра, построенного с помощью конусообразно поставленных жердей, обтянутых оленьими шкурами, и внутренней отепленной части — иоронги, сделанной из легкого древесного переплета, покрытого меховым колпаком; обогревается иоронга особыми жировыми светильниками, которые заменяют и лампу.
Температура там настолько высока, что дети и женщины остаются голыми, имея лишь (женщины) набедренную повязку.
Пребывая большую часть жизни у стада, наедине с природой, оленевод не отличается общительностью, примитивен по психике, труднее поддается культурным навыкам.
Привыкнув к широким просторам тундры, он неловок и неуклюж в домашней обстановке, движенья его размашисты, широки, как и меховая одежда, которую он носит, надевая прямо на голое тело.
Суеверия, обычаи старины со всей неприкосновенностью сохранились среди оленеводов. Здесь до сих пор существует обычай предлагать гостю свою жену, убивать стариков, когда последние, сознавая свою бесполезность в хозяйстве, просят ближайших сородичей помочь им отправиться к праотцам.
Другая группа чукчей вместе с эскимосами освоила береговое пространство. Это оседлое, так называемое сидячее население, промысловики в чистом виде. Жизнь их тесно связана с морем, где добывают нерпу, моржа, лахтака (тюленя), и случается, бьют китов.
Универсальна по времени охоты и повсеместному распространению нерпа. Ее бьют круглый год. Осенью перед ледоставом, когда северные ветры подгоняют льды, с ними подходит и нерпа. Обычно жилища береговых строятся на высоком берегу, откуда легче наблюдать море.
В это время, несмотря на любую погоду, можно видеть дежурящих с винчестером в руках охотников.
Они прекрасные стрелки, и на расстояниях, когда ненаметанный глаз ничего не видит в колышущейся ледяной массе, они берут на мушку черную точку едва высунувшейся головы зверя и редко дают промах.
Зимой, после образования значительных заберегов, нерпу ловят сетками подо льдом. Удачливый промышленник в иную ночь добывает до 30–40 штук. Сетку вяжут или из нити, если удается достать, или из тонкого, искусно нарезанного ремня из кожи той же нерпы. Лахтака и моржа бьют обычно.
Но моржа еще добывают на так называемых лежбищах. Осенью после течки, истомленные любовью, выходят моржи на берег для отдыха и сна. Таких лежбищ на полуострове имеется несколько. Чтобы не спугнуть зверя, туземцы предпринимают ряд мер предосторожности.
Вблизи лежбища, даже за несколько километров, запрещается стрельба, разведение огня, собаки сидят на привязи.
Зверя убивают уколом, причем бьют не сплошь, а выбирают нужные экземпляры. Выход моржей на лежбище бывает не всякий год, и в этом случае продовольственное положение ставится под угрозу. Заготовляемое впрок мясо сваливается в особые ямы.
Со временем мясо подвергается некоторому разложению, но это не служит помехой к употреблению. Пища для людей и собак одна и та же. Зимой мясо едят в сыром замороженном виде.
Наиболее неопределенным является промысел кита. Не всякий год случается убить гиганта. Или погода не благоприятствовует, или китобойные патроны оказываются плохого качества. Китовый промысел требует массового приложения сил, хорошей оснастки вельботов и исправности оружия.
Ко времени прохода китов поздней осенью, когда киты совершают переход на зиму из Ледовитого моря в Берингово, тщательно готовятся. Настроение у всех сосредоточенное, серьезное.
Единое волеустремление охватывает всех, даже детей, даже европейцев — людей посторонних. Удачная охота определяет благополучие многих семей на некоторый отрезок времени. Как только показались фонтаны, пускаемые проходящим стадом китов, целая флотилия вельботов и байдар устремляется в море. Каждая из лодок объединяет 8–10 охотников.
На некоторых имеются небольшие медные пушечки, стреляющие разрывными снарядами. Вот над поверхностью воды всплыл черный блестящий силуэт животного.
Ближайший вельбот стреляет. В следующий момент взвивается гарпун с прикрепленными на ремнях бурдюками (из целиком снятой кожи нерпы): они затрудняют движение кита и обнаруживают его местопребывание. Кит убит.
Всплывшее над водой тело опутывают веревками и с громкими криками и заклинаниями (отпугивают злых духов) буксируют к берегу. На берегу собралось все население от мала до велика, даже с приезжими издалека.
Тут же шныряют собаки, которым в таких случаях, вопреки обыкновению держать впроголодь, не бывает отказа. Наконец кит освежеван, поделен. Начинается жратва. Едят днем и ночью, до сытой одури.
Если кит был усатый, половину уса получает собственник вельбота, с которого был нанесен первый удар, остальное распределяется в зависимости от степени участия в охоте. Мясо разделяется поровну.
Кроме морской охоты, существует еще пушной промысел, главным образом на песца с помощью капкана. Им заняты как оленеводы, так и береговое население. Большую половину пушнины добывают кочевники. Средняя добыча песца до 3,5–4,0 тысяч.
Горностай, лисица, волк, заяц — в небольшом количестве. Белых медведей убивают до полутораста штук. Охота на них сопряжена со значительной опасностью, так как происходит в море, среди плавучих льдов. Нередки случаи гибели охотников, унесенных с оторвавшимся льдом.
Пушной промысел товарен на сто процентов. Оленеводство, как сказано выше, имеет незначительный товарный отход. Морской промысел носит характер преимущественно потребительский. К
ожи морских зверей идут как материал для постройки жилища, одежды, обуви и байдары. Товарный выход нерпы — 15–20 тысяч кож. Лахтак и морж дают не свыше 3 тысяч штук.
Весной, примерно до половины июля, когда море еще не очистилось и не подошел морской зверь, когда зимние запасы мяса и сала истощены, туземцы устремляются за дичью. К этому времени ночь уже минула, солнце круглые сутки бродит по небу.
Нарта за нартой тянутся к кромке льда, откуда целыми днями слышна непрерывная канонада. Весна — наиболее голодное время. Погода часто меняется, случается, что в течение нескольких дней нет возможности выехать в море из-за поднявшейся пурги.
Береговые жители, как постоянно живущие на одном месте, больше имеют общения с людьми, а в прошлом через них поддерживалась связь с американскими торгашами, и отсюда же китобои набирали почти даровую рабочую силу на китобойный промысел, который сейчас уже пал.
Этими моментами определяется и тип оседлого жителя. Он более общителен, культурнее своих сородичей оленеводов, жилище его, приуроченное с расчетом на постоянное пребывание на одном месте, обширнее, хозяйственный инвентарь значительно сложнее и разнообразнее. Здесь наряду с примусом можно встретить и швейную машинку.
Езда у береговых происходит на собаках, 8–10 штук составляют нормальную упряжку. Несмотря на то что собаки, как и оружие, являются первостепенной статьей в хозяйстве, отношение к ним варварское.
Собака кормится впроголодь, запрягают щенков, щенных сук. А оружие, как правило, не чистится. Условия жизни, добычи средств существования создали своеобразный промысловый неписаный кодекс как в стадии охоты, так и распределений.
Вельбот, оружие, пушнина, предметы фабричного производства составляют частную собственность. Но байдара, результат труда многих рук, — это предмет общественного пользования.
Промыслы на море требуют участия многих, поэтому 8–10 человек, группирующихся вокруг байдары, составляют первичную промысловую ячейку. Результат добычи распределяется между участниками различно.
Кожи нерпы и лахтака поступают в собственность убившего. Кожа моржа, если есть надобность, откладывается для постройки новой байдары или отдается наиболее нуждающемуся в поселке для постройки яранги.
Шкуру медведя получает не убивший его, а первый, кто увидел зверя. Мясо распределяется поровну между всеми жителями данного селения независимо от участия в охоте. Недобой зверя в одном районе обязывает помогать тех, у кого промысел был удачен.
Положение, когда у одних имеются запасы пищи, а другие голодают, здесь немыслимо. Моменты коллективности, испокон веков существующие у чукчей и эскимосов, дают прекрасную почву для кооперативной работы.
Базой для этого может служить объединение вокруг орудий промысла. Ежегодно повторяющиеся голодовки обусловливаются несовершенством плавательных средств и их недостатком.
С течением ряда лет морской зверь, если он не убавился в числе (вопрос не изучен), то во всяком случае выбрал другие, более отдаленные районы миграции, куда туземец на своих байдарах или весельных вельботах пойти не может.
Поэтому в порядок дня работы охотничьей кооперации, начинающей там работу, должно быть поставлено снабжение имеющихся вельботов легкими моторами, с которыми туземцы обращаться уже умеют, приобретение новых вельботов и, самое главное, небольшой промысловой парусно-моторной шхуны.
Три-четыре десятка тысяч, требующихся для выполнения этой программы, должны быть системой найдены, тем более что возврат их произойдет в виде продукции кож и сала в ближайшие же годы.